Мне безумие грозило медным пальчиком
И с путей трамвайных скалилось лукаво.
Родилась Годзилла девочкой, не мальчиком,
Но об этом не писал Акутагава.
Перемолотый колёсами зубчатыми,
Ускользнул в небытие от бытовухи,
С отпечатком на испуганной сетчатке
Силуэта невменяемой старухи.
Самурайские суровые обычаи…
Веронал куда приятней харакири.
Смертный грех за типографскими кавычками,
А внутри их – на обрыве «он» и «гири».
Если есть талант пугать себя до ужаса,
Не поможет и бататовая кашка.
В тёмном море осознанья света лужица
Утонула, как последняя какашка…
Но сияют золотые иероглифы
В небесах над негасимой Хиросимой —
И фантазии, и мифы, и апокрифы
О судьбе людской, никем не выносимой.