в тексты

Тринадцать букв от кутюр

В книге, которая несомненно раз и навсегда войдёт в золотой фонд всемирной литературы, на одной из страниц, в одном из абзацев и в одном из предложений есть такие слова: «мне очень плохо».
Это гениальная фраза! В истории мировой литературы не было ещё автора, который сумел бы высказаться так точно и ёмко, с такой силой. Оцепеневшему читателю остаётся только догадываться, какие бури бушевали в душе писателя, какая горечь переполняла его великое сердце, когда он взял свой старенький «Паркер» и дрожащей от нечеловеческого напряжения рукой вывел эти 13 букв (тринадцать, заметьте, дорогие мои!) Я представляю его — непризнанного гения — сидящим за столом, заваленным рукописями (кто из них, черт побери, завален рукописями?! — проклятая литература!). Его красивая седая голова окружена нимбом табачного дыма. Курит он Gitanes или Gauloises, всенепременно в синей пачке, заметьте. Дымится сигарета, дымится кофе в севрском фарфоре, дремлет под столом мраморный дог, положив свою благородную мраморную голову на носок сафьяновой восточной туфли. И буква за буквой ложится на лист бумаги, чтобы скорее потрясти миллионы читателей во всём мире, заставить юных девушек уронить не одну горячую бесценную слезу на исчитанную вдоль и поперёк страницу. Эти слова заставляют их бросить своих возлюбленных — низколобых молодых людей, которых не коснулись откровения Титана, и закончить свои дни за монастырской стеной, прижимая к груди закапанный воском томик. Согбенный старик возведёт к небесам глаза в неизъяснимой муке и пролепечет, как заклинание, как молитву: «Мне очень плохо», и бессильно упадёт седая голова на страницы, и слова эти вместе с последним вздохом унесутся в беспредельность Вселенной…
Полный сил мужчина впервые над этой книгой поймёт, как пошло и бесцельно жил он все эти годы, не помышляя о высоком предназначении человека… И губы его произнесут неслышно: мне п….ц! (а именно этот банальный, но окончательный смысл таится в самых что ни на есть банальных словах!) И перекладина турника с привязанной к ней верёвочной лестницей — объект многолетнего приложения его бездумных мышечных усилий — предстанет перед его просветлённым взором в ином свете… Такова сила слова, дорогие мои!
Поставив точку, писатель грузно поднимается из-за стола, так, чтобы не потревожить собаку (вот оно, истинное благородство!). Бронзовая ручка поворачивается под его гениальными пальцами, и жена, нервно теребя бриллиантовое колье, порывисто встаёт ему навстречу. Она уже знает, её любящее сердце почувствовало — СВЕРШИЛОСЬ… Слеза катится по её бледной щеке и теряется в бриллиантах. О, как живо предстаёт перед моим мысленным взором этот волнующий момент. Он поднимает свои зелёные, недоброй красоты глаза (чёрт его знает, откуда эта «недобрая красота» — проклятая литература?), и она, соратница и друг, с усталой, но счастливой улыбкой падает в кресло.
Завтра он, опустошённый, но полный этой опустошённостью, как счастливая родильница, будет сидеть на веранде, потягивать мате, любоваться лазурной лагуной в обществе верной жены и собаки. Здесь мы и оставим его…

Хулио Кортасару — всё же с благодарностью… :)))